Губы Джастина двигались вдоль шеи и опускались все ниже и ниже. Расстегнув бюстгальтер, он начал ласкать ее груди, и Маргерит, потрясенная вспыхнувшими в ней ощущениями, попыталась высвободиться, но было слишком поздно. Ее тело ослабело и, перестав подчиняться ей, покорно отдалось во власть его жадных рук и губ.
— Один Господь знает, как страстно я ждал этого момента, — пробормотал Джастин, расстегивая молнию на ее джинсах. — Только не говори, что не хочешь этого так же, как и я, не отрицай очевидного, Маргерит!
Она была не в состоянии отвечать и думать о чем-то, для нее в этот миг существовали только его жаждущие руки и губы. Джастин стянул с себя свитер, безжалостно рванул пуговицы рубашки… Мгновение — и они лежали на ковре. Джастин принялся жадно целовать ее соски, и острое желание пронзило Маргерит. Увидев, как он дрожит от желания и страсти, она пришла в неистовство. Их сердца бились в едином ритме, и только сейчас Маргерит поняла, как может любящая женщина стремиться к своему возлюбленному.
Пальцы Джастина легли на низ ее живота, и Маргерит издала протестующий стон, но Джастин, казалось, ничего не желал слышать.
— Не бойся, я не Грегори! — прошептал он, покрывая поцелуями ее шею.
Очарование момента нарушил странный гул. Джастин нехотя отстранился от Маргерит и посмотрел на часы.
— Черт! — хрипло выругался он. — Это Джон прилетел за нами.
Чувство реальности вернулось к Маргерит, и она, сорвав с каминной решетки свитер, торопливо надела его.
— Маргерит, теперь ты готова признаться, что желаешь меня? — тяжело дыша, спросил Джастин.
Она хотела ответить, что он желает ее не меньше, но тут же осеклась: Джастин ни слова не сказал о любви, а без нее все остальное не имело значения.
И все-таки какой-то частичкой души Маргерит сожалела, что их прервали в самый напряженный момент любовного поединка. В эти сладостные мгновения для нее не имело значения то, что Джастин когда-то обманул ее, и легкость, с которой она поступилась своими принципами, смутила и расстроила Маргерит.
— Ну хорошо, был туман, и ты не смогла осмотреть остров. Но ведь ты можешь вернуться туда, Маргерит? Я очень беспокоюсь и о тебе, и о судьбе компании. Наши дела далеко не блестящи, более того, мы, как и другие рекламные агентства, стоим на пороге спада. Этот контракт нужен нам позарез!
Маргерит ошеломленно смотрела на Алана Коэна, самого пожилого члена правления компании, которому она доверяла больше остальных. Перед отъездом в Эдинбург он не рисовал ей ситуацию в таких мрачных тонах. Да, конечно, конъюнктура сейчас далеко не самая благоприятная, но все ли уж так плохо, как он говорит?
— Видишь ли, Маргерит, мы не хотели расстраивать тебя, но за последние три месяца у нас четыре расторгнутых контракта. Причем три были расторгнуты во время твоего пребывания на Корфу.
— Это был мой единственный отпуск за два года, — с горечью напомнила Маргерит, — хотя я и принимаю твой упрек, Алан. Но зачем же вы скрываете от меня неприятности? Я должна знать обо всем. Надо немедленно собрать правление и решить, что делать.
— Если бы от его решений хоть что-нибудь зависело, — мрачно сказал Алан. — Мне не хотелось бы заниматься дурными предсказаниями, но я думаю, что нас ждут суровые времена. Одно только утешает — мы будем не одиноки в своих несчастьях… Ты выглядишь уставшей, и вообще в последнее время ты сама на себя не похожа, особенно после возвращения с Корфу. Что-нибудь случилось?
Если бы он только знал! — с горькой усмешкой подумала Маргерит. Она вылетела из Эдинбурга практически сразу по возвращению с острова Марни, и у нее практически не оставалось времени на неприятные размышления о собственной слабости и неспособности противостоять обаянию Джастина.
Они расстались, обменявшись несколькими дежурными фразами. С тех пор на сердце у Маргерит лежал камень. И вот теперь Алан упрекает ее в том, что она не прикладывает достаточно усилий, чтобы получить этот контракт, который как воздух нужен сейчас ее компании. И правда, работа уже не занимала в ее жизни первое место, и хотя Маргерит переживала из-за этого, но изменить ничего не могла.
Головная боль, подступавшая в течение всего дня, навалилась на Маргерит, и она решила отправиться домой пешком. Когда она пересекала Бонд-стрит, кто-то приятельски прикоснулся к ее плечу. Маргерит машинально подтянула к себе сумочку, решив, что это карманники, но, быстро обернувшись, увидела знакомое улыбающееся лицо. Это была девушка, которую она видела дважды — на вилле Карни и в аэропорту Корфу, и оба раза — с Джастином.
— Я сразу вас узнала! — радостно воскликнула блондинка. — Надеюсь, я не оторвала вас от важных дум? Может быть, вы меня помните? Корфу, вилла Карни, вечеринка…
— Да-да, конечно, я вас помню. Вы… вы еще тогда разговаривали с Джастином.
— Да, он делился со мной своими проблемами, — кивнула та. — У вас не найдется немного времени, чтобы выпить со мной чашечку чаю? Меня зовут Кейт. Я слышала о вашем визите в Эдинбург от дяди Ричарда, и мне ужасно хочется узнать, что у вас там произошло. Вы, наверное, думаете, что я слишком назойлива, но понимаете, я говорила Джастину, что все не так безнадежно. Я была уверена, что вы не безразличны к нему. И я была на седьмом небе от радости, когда узнала от дяди Ричарда, что Джастин настаивает на том, чтобы вызвать вас под любым предлогом. О! — Она испуганно посмотрела на побелевшую как полотно Маргерит. — Дорогая, я сказала что-нибудь не то? Вы понимаете, я была абсолютно уверена, что вы любите Джастина, хотя он говорил мне, что… Ой!